Если о себе, то я в этой жизни видеорегистратор с художественной подачей, а не «рукосуйской». Волею судьбы, где бы и что ни снимал, старался сохранять репортёрскую совесть. Когда на Чеченскую войну попал, внутри горело всё снять так, чтобы по правде. К сожалению, наши каналы подавали только часть правды. Например, мирная новость — весной началась посевная. Трактор ездит туда-сюда, все телевизионщики из-за колосков его снимают. Вот только машина одну и ту же борозду проходит, а что дальше неё — неизвестно. Потому что до конца солдаты так и не разминировали поле.
Погоди, подхожу к твоей теме. Просто в жизни историй много было, которые трогали. Вот, в частности, долгое время снимал белых медведей, а в 2011 году нашего товарища загрыз такой зверь. Мы нашли этого медведя, убили, вытащили всё, что внутри осталось. До фрагментов одежды. Такие вещи, они не забываются. В Южной Америке, на Амазонке, меня чудом не сожрали людоеды, такой ещё экстрим был. Дикарь воткнул копьё прямо в ногу мне, пока я племя его снимал. Но всё обошлось, чудом удалось сбежать. А когда домой вернулся, история эта стала, как говорят, притчей во языцех. Друзья до сих пор спрашивают: «Серёга, ну как твоя стрела в жопе?» «Нет же, ребята, — говорю, — это было копьё в ноге!» В общем, всегда как-то крутило в жизни: где весело, где страшно, а где и мерзко.
Началось всё с рекламы для одной водочной компании, мы снимали её в публичном доме, не помню уже где. В Сестрорецке, может. Ночью выезжали. В особняке, значит, висели такие шторочки, а за ними наручники, плётки, цепи. Мы с режиссёром этого клипа насчёт увиденного расшутились, начали издеваться друг на другом. Ну и, соответственно, возникла тема «а неплохо бы снять эротику». И месяца не проходит, знакомая позвонила. Говорит: «Не поверишь, приезжают американцы к нам на съёмки». Почему сюда? Потому что модели наши — это мальчики-болтотрясы и модели-шлюхи. А как их ещё назвать? Стоили дешевле гораздо, чем у них. На 2005 год цена девочки в день — 200 долларов, мальчика — 150.
Помню, на MTV была такая «Десятка Playboy». Я смотрел, как это всё красиво снято. Музыка и техника хорошая, интриговала картинка с пластикой женского движения. Мне всегда интересна была такая эстетика кадра. Когда мне предложили снять эротический фильм, я согласился, потому что поверил, что он правда эротический.
Утром едем на автобусе: тут этих девочек забрали, здесь тех мальчиков. В итоге набилась полная жопа «огурцов-актёров». Приезжаем на место съёмки — в особняк в романском стиле. Я достаю технику, разматываю кабеля, думаю про себя: света мало взяли, там высокие потолки, их не высветишь хорошо. Смотрю, а пассажиры мои уже раздеваются потихоньку, и петтинг такой лёгкий начинается.
А я ещё в автобусе спросил у организатора: «Они знают друг друга?» — «Нет». Я понимаю, что дело уже пахнет керосином. Это не эротика никакая. Я спрашиваю у них напрямую: «А справки есть о болезнях?» Они такие: «А зачем?» Тут я точно осознал, что будет грязная история. Вдруг кто-то из них больной, и у него месть какая в голове: заразить остальных. Мы ещё с собой везли зачем-то много рыцарских лат и оружия средневекового. В итоге режиссер берёт это железо, надевает на одного шлем, второму меч выдаёт, третьему пояс. Бильярдный стол в это время застилают звериными шкурами. Мужики становятся в ряд, тётки ложатся на стол, и, типа, начинается секс. Ни с того ни с сего.
«А прелюдия где? — говорю режиссёру. — У русских-то по-другому, наверное, принято». Он отвечает: «Нет, нет, снимай только крупно всё, как можно крупнее!» А зачем они тогда надевали эти латы? Если только вот эти сиськи-письки. Там даже сисек не было, письки отовсюду. Я полчаса поснимал и говорю американцу: «Стоп, хватит, это некрасиво и в кадре не укладывается, у девок от трусиков и лифчиков не успели резинки отойти на теле». Давай, говорю ему, продумаем сюжет. В итоге, забегая вперёд, скажу, что этот фильм попал на «Порно-Оскар», такой есть фестиваль в Барселоне.
Мы заказали нормальный свет на студии, и я придумал такой сюжет. Раз уж рыцари, то, по идее, они вернулись с Крестового похода. Даже музыка такая была: «Айохо-оу, айхоу-у, йо-охау» из «Белоснежки и семи гномов». Заходят, значит, семеро актёров в дом с канделябрами, мимо деревянных столов, подвешенных на цепях. Рыцари лязгают мечами и несут на своих плечах некий ковёр. А в ковре, разумеется, пленная Шамаханская царица. Мы для ряда сцен чуть ли не из фильма «Золушка» из костюмерной брали чепчики, юбки, корсеты. Порноактрисы были как на Октоберфесте, всё торчало, суперглубокое декольте. И пока мы обсуждали детали съёмок с режиссёром, ребятишки в костюмах уже начали спариваться по разным углам, вот как звери, реально. Может, чтобы друг к другу привыкнуть, не знаю.
Причём режиссёр им кричал через переводчика: «Кто кончит, того уволю!» В итоге вываливается из ковра эта Шамаханская царица, и рыцари на неё хором набрасываются. Содом и гоморра. Как в песне «Мальчишника»: «Он имел её повсюду, он имел ее везде. На диване и на стуле, и в раскрытом окне. Он имел её сидя, он имел её лёжа. И на голове он имел её тоже».
Периодически мы выходили перекурить, чтобы парни раньше времени порох из пороховниц не выпустили и дожили до финала. Я парировал предложения режиссёра снимать всё крупно фразой, которая теперь стала в своих кругах чуть ли не афоризмом: «Макроподъёмчик по ***** [влагалищу]».
Ты же когда в ресторане ужинаешь и кто-то пролил соус на скатерть, постараешься не заметить этого, правильно? А здесь эту смоченную грязную салфетку, с которой капает и течёт со всех сторон, в кадре держишь. Не хочу морализировать, но, по сути, и война, которую снимал, — плохо, и то, что в порно оказался, — ничего хорошего. Глубокое разочарование в людях. Может, и глупо так размышлять о порно, но там был такой контингент людей, поступки которых сложно объяснить.
История такая: девочка делает минет пожилому рыцарю, а спермозаменителем служил шампунь Palmolive, чтобы актёрам не кончить раньше времени. Мужчина, значит, впрыскивает ей этот шампунь в рот, засовывает туда член, имитирует движения и вытаскивает. А девушка говорит: «Папа, невкусный он». А папа: «Доча, потерпи». Я не врубался сначала, почему «папа» и «доча». Подумал: видимо, люди знают друг друга давно, игра какая-то. А выяснилось, что это действительно его дочка. Причём несовершеннолетняя. Ей 13 лет было, хотя выглядела на все 18. То есть по большому счёту мы ходили под статьёй. Я попросил это всё не снимать и фамилию свою не указывать в титрах. Или другая омерзительная сцена: «Цветик-семицветик». Мы так её назвали, когда с этим шампунем один герой семерых девушек обошёл, залил им в вагину Palmolive, якобы во всех кончил. От этого всего выворачивает. Здороваться невозможно было с ними, они же этими руками прямую кишку то и дело трогали. Скотская тема.
На самом деле можно было уйти в первый же день и сказать им, что они все животные. Но знаешь, когда впишешься в драку, тут уже и уходить как-то не получается. Ещё азарт операторский мой — снять пусть и вакханалию, но красиво. Я применял разные фильтры во время съёмок, ведь у каждого человека тело индивидуальное, где-то шероховатости свои, родинки, разумеется, всё светом убирал.
Прожили мы там неделю где-то, каждый вечер ходили в баню. Я мылся всегда один. Потому что каждое омовение заканчивалось оргией. Знаешь анекдот такой, что в бане придумали азбуку Морзе? «Два длинных, один короткий, два длинных, один короткий». Вот они там и отстукивали свои незатейливые шифровки. Помню, ахи-охи порнушные я записал на свой телефон и на звонок поставил. Но через дня два понял, что это звуки из ада, от которых мурашки по коже.
В итоге, когда всё закончилось и фильм был отснят, возвращались мы домой на том же автобусе. Вышли покурить и один из порноактёров говорит другому, мол, его пригласили на фотосессию в журнал Hustler и спрашивает друга: «Мне вдуют или не вдуют?» Второй такой: «А я не знаю, мне не вдули, когда снимался год назад». А первый: «Мне-то вдуют?» Второй снова отвечает: «Вроде не должны». А первый не унимается: «Ну а вдруг вдуют?» В общем, этот диалог был, наверное, последней каплей. Мы со съёмочной группой моей заехали в Александро-Невскую лавру. Зашли со всем оборудованием, светом, камерами и попросили осветить нас и технику. Батюшка спросил: «А зачем?» А я ему ответил: «Камеры такое видели, что молиться за спасение души до конца дней придётся».
Порнокартину эту рыцарскую показали в 2005 году в Барселоне. После мне позвонил «пионер отечественного порно» Сергей Прянишников. Тогда о нём только и говорили, он же в 2003-м баллотировался в губернаторы Петербурга. Звонит, значит, Прянишников и говорит, что готов дать 15 тысяч долларов, если я сам проведу кастинг с девочками и мальчиками и сниму лёгкое кино с уже готовым сценарием. Но то предложение просто подтвердило моё реноме оператора. А всё ли могу снять? Я сказал про себя «да» и отказался от этого фильма.
Порно больше не снимал никогда. Опять же без морализаторства здесь не получается. Война для меня кончилась, порнуха кончилась, дешёвые сериалы тоже. Понимаешь, всё-таки интересно это было, но с той точки зрения, что это не твоё. Я вот всё зверюшек вспоминаю, красивых белых медведей, у них, у животных, всё куда красивее в этом плане. Когда спариваются большие мишки — это тонны романтики, как дом на дом залез, как джип на джип наехал. Вот это снять не стыдно, а всё остальное — от лукавого.